Мазохизм И Вина Психотерапевта

Я сейчас хожу на супервизионную группу к Екатерине Сигитовой и вчера была важная тема о мазохизме терапевта и его чувстве вины. О том, как мы попадаем в это состояние и что мы с ним и из него делаем. Было много важного, но я запишу основные моменты, которые мне были особенно полезны.

Терапевтический мазохизм (в моей трактовке) — это когда терапевт начинает действовать себе во вред, когда ущемляет какие-то свои права. Например, переносит сессии на удобное клиенту время, входит в позицию клиента в ущерб себе, не повышает цену, хотя давно уже готов к этому и т.д.

Я так понимаю, что все терапевты через это проходили, проходят и будут проходить. C какими-то клиентами границы держать легко, а с какими-то очень сложно, и терапевт заваливается в вину.

Есть определенный бекграунд, который больше других влияет на позицию терапевта, с ним терапевт находится в большей зоне риска. Это старшие дети в семье, которые привыкли опекать и защищать младших, люди, которые в прошлом страдали от нарушения границ (в том числе различного вида насилия), у кого есть мазохистические паттерны, у кого есть опыт страдания для счастья других (из семейной истории).

Есть клиенты, с которыми терапевт чаще других теряет свои границы. И для того, чтобы определить этот паттерн важно просмотреть всех клиентов как на группу, и выделить общие признаки у тех, с кем теряется терапевтическая позиция или с кем сложнее чувствовать границы. Потому что можно будет найти то общее, что является триггером, крючком — и это потом уже вопрос на личную терапию или супервизию.

Есть несколько видов негативного контрпереноса, который провоцирует нас на потерю позиции.

1. Эмпатический. Когда мы очень верим клиенту, он нам очень нравится и мы теряем критический взгляд на него, мы для таких всегда доступны, ведем себя так как хочет он.
2. Уникальный. Когда личность терапевта подходит клиенту как ключ к замку. Он что-то включает в нас, в нашей истории.
3. Ситуационный. Когда терапевт и клиент из одной группы (например, раса, социальная группа, гендер, меньшинство и т.д.), либо когда проходили через одинаковые ситуации.
4. Характерологический. Это про личные особенности терапевта. Особенно, если терапевты выбирает для себя процесс служения как свою профессию.

Это все надо отдельно исследовать и наблюдать, как именно с нами происходит выпадение из границ и почему.

Я периодически сама впадаю в вину по разным поводам. Когда отказываю в срочной помощи, когда не изменяю условия оплаты, когда не могу дать ответы на какие-то вопросы. И хоть это не всегда и не со всеми клиентами, вопрос вины для меня актуален. И именно поэтому следующая фраза для меня стала архи-важной.

Невротическая вина терапевта может быть опасна и вредна для клиента.

То есть то, что я могу воспринимать как благо, для клиента может быть его привычной моделью в жизни и никакого нового опыта, который ему важен, чтобы выйти из его травматики не светит.

Так, для клиентов, у которых проблемы с личными границами, которые легко нарушают чужие и не ощущают своих и особенно для клиентов с пограничным расстройством личности, нельзя менять время сессий, задерживаться, потому что им так удобно, переносить время сессий, делать внеочередные сессии на сегодня, потому что им срочно нужна помощь, разрешать не платить или снижать цену. Этот опыт для них известный. Они умеют манипулировать и не чувствуют границ других людей. А опыт чужой опорности и самоуважения для них обычно неизвестен. Они должны получить опыт, при котором другой удерживает свои границы и не впадает в вину. Иногда это вызывает злость и даже ярость. И тогда границы терапевта — это единственный способ получить негативный перенос и развернуть всю агрессию клиенты в работы про его личные особенности. Терапия — это не про то, как надо жить, а про то, как клиент сейчас выстраивает свою жизнь и чего-то себя лишает. И опыт границ терапевта может быть важным для тех, кто никак не чувствует своих.

Есть такая схема, когда у клиент сначала начинает снижаться мотивация к работе, когда происходят какие-то внутренние процессы, он начинает пропускать сессии, забывать оплатить, просить другую цену, постоянно переносит и т.д. И у терапевта в ответ на это включается тревога и он начинает подстраиваться. Если у терапевта появляется такое компенсаторное поведение, то у клиента может случиться регресс или ретравма. Потому что опыт известный.
А затем идет садистическая атака на терапевта, ярость на это, и как следствие или обрыв терапии, или эмоциональная перегрузка. (Схема может быть не точная в моей трактовке, но надеюсь, что суть смогла донести).

Еще один сильный триггер на вину — это фантазии клиента о спасении. Что терапия — это что-то такое, что лечит просто тем, что клиент ходит и слушает. Или что оно как-то само. И если у терапевта есть его личные фантазии о спасении это может стать основой мазохистического поведения. Тогда он будет бесконечно спасать и подстраиваться, пока не устанет и не выгорит. А это вновь и вновь будет уносить его в вину и шатать границы.

Здесь важно определить свои ограничения в спасении. Где проходит грань терапии и ответственности клиента за его жизнь. И клиента самого тоже важно спрашивать о том, что он готов делать для себя в жизни, что он готов делать, чтобы терапия его спасла. Потому что это очень распространенное заявление от клиентов, что они ходят, ходят, а в жизни ничего не меняется. И вменять это в вину терапевта, обесценивать его работу. А терапевт на это начинает спасать и работать в ущерб себе.

Важная мысль: самопожертвование терапевта — контртерапевтично.

Потому что в жизни нормально испытывать злость на неудобство и мы не должны избегать дискомфорта клиентов. Особенно ценой нашего комфорта.

Наша защита границ дает им поле для агрессии, которую в обычной жизни у них до этого не было возможности проявить. И это важно вносить в работу. Пока клиенты бьются о наши границы — они могут подлечиться.

Мы не даем сделать клиентов садистами, когда говорим им «нет».

Еще мысль важная:
Часто те, кто вызывает у нас невротическую вину, сами этой виной перегружены. И они хотят показать нам их жизнь, передавая это ощущение.

Было еще много чего важного. Но это то, чем я на сейчас хотела поделиться.